деревня Еремичи
Административная принадлежность
Сообщение:
БИОГРАФИЯ ТИМОШУК АНАСТАСИИ КОНСТАНТИНОВНЫ
Тимошук Анастасия Константиновна (Боярчук – девичья фамилия) родилась в деревне Ерёмичи Полесского воеводства Кобринского повета 19 июня 1926 года в семье Боярчук Константина Васильевича и Боярчук Екатерины Антоновны. Знак зодиака – Близнецы, год Тигра.
04 июля 1926 года была окрещена, как и отец, в Буховичской церкви Покрова Пресвятой Богородицы (являлась 23-им по счёту ребенком женского пола, принявшим крещение за текущий год по приходу).
Крестным отцом Анастасии стал солтыс (ст. польское – szołtys, от немецкого – schultheise – сельский староста в Великом княжестве Литовском, феодальной и буржуазной Польше) деревни Ерёмичи Давидюк Стефан Филиппович, крестной матерью – родная сестра Екатерины Антоновны из деревни Луцевичи Ревотюк Марина Антоновна (умерла от туберкулеза до начала ВОВ). Таинство Крещения совершал протоиерей Владимир Забельский с псаломщиком Геннадием Забельским [Национальный исторический архив Беларуси: ф. 136, оп. 54, д. 397, лл. 21 об. - 22].
У Анастасии Константиновны были старшие брат Степа и сестра Лена, но выжить удалось только ей и её старшей сестре Прузе (после замужества - Давидюк). Степа и Лена умерли в ДЕТСТВЕ, ещё до рождения Анастасии.
Боярчук Анастасия до Великой Отечественной войны успела закончить только шесть классов школы. Она сначала училась в Польской школе. После присоединения в 1939 году Западной Беларуси к БССР, продолжила учёбу в советской школе.
В польской школе углубленно изучали религию, перед занятиями была обязательной молитва: “Дух святой, который освещает сердце и мысли наши, дай нам охоты и помощи, чтобы наука наша была нам в пользу нашу через господа Бога нашего. Аминь”. Учебные занятия проводились строго на польском языке. По религии урок вёл ксендз.
За непослушание к детям применялось такое наказание: нарушивший дисциплину ученик ложил на парту руки, а педагог длинной линейкой бил по тыльной стороне кистей, что было очень больно, а ребенок не имел права их убрать, иначе количество ударов увеличивалось.
Учителя-общепредметники учили, что человек произошел от Адама и Евы. Когда пришла советская власть, эти же учителя стали учить, что человек произошел от обезьяны. Дети смеялись и задавали вопросы, почему раньше учителя утверждали одно, а теперь другое. Ответ был: “Время такое”. А про себя наставники говорили: “Как нам теперь смотреть в глаза детям. Сначала учили одному, а теперь учим совсем другому”. Многие педагоги именно по этой причине прекратили свою преподавательскую деятельности или же перешли в другие школы.
Анастасия Константиновна была послушной и хорошей ученицей, закончила 6 классов, а дальше учиться не позволили время и средства, но об этом позже.
История о пастушке. Эта история случилась до войны, когда Анастасии было около 10 лет.
Семье Константина Васильевича и Екатерины Антоновны был нужен на сезон пастушек для коров. И вот, Екатерина Антоновна и её знакомый из деревни Минянка поехали на конной повозке в деревню Дивин искать пастухов. В этой деревне, а также в соседних деревнях, в том числе и в Леликово, люди жили очень бедно, к тому же имели много детей. Как только местное население узнало, что приехали выбирать пастушков, родители подвели к повозке около 30 детей. Люди с криками и в слезах просили: “Возьми моего”. Плата за сезон (около 4 месяцев) составляла три пуда (один пуд равен 16 кг) зерна.
К Екатерине подошел один мужчина с тремя детьми и сказал: “Мне ничего не надо, отдаю их так, только кормите и не обижайте”. Екатерина Константиновна взяла себе одного мальчика, ее сосед – второго.
Очень худого ребенка привезли домой. Некоторое время Константин Васильевич по утрам сам пас коровы за мальчика.
Со временем мальчик поправился и от радости запел песни.
Когда сезон подошел к концу, за мальчиком пешком пришел отец (около 40 км). Пастушек очень сильно плакал и не хотел уезжать.
Константин Васильевич дал отцу мальчика сверх трех положенных пудов зерна много одежды и сала.
Когда Анастасии было лет 10 или 11, она под стрихой (скат крыши) дома в Ерёмичах спрятала обычное медное колечко. Шло время, Боярчук Анастасия его не трогала. Колечко мирно лежало себе в “тайнике”.
В 1941 году у Прузи, старшей сестры Анастасии, родился сын Гена, и вскоре началась Отечественная война. Как-то накануне одного из многочисленных тяжелых дней 1942 года Прузя отправилась к родственникам в соседнюю деревню. А маленького Гену оставила дома на сестру и маму.
На следующий день в деревню Ерёмичи ворвались немцы. Они ходили по домам и собирали молодых людей для работ в Германии.
Когда два немца вошли в дом Анастасии Константиновны, то увидели у неё на руках маленького ребенка. Матерей с маленькими детьми немцы в 1942 году ещё не разлучали, пока не получили “каши” от партизан и не озверели в 1943 году.
Вот фашисты спрашивают: “Чей это ребенок?”. Анастасия ответила: “Мой”. Но тут вмешалась испуганная и растерянная Екатерина: “Это ребенок не её, а старшей сестры Прузи, которая сейчас в другой деревне”. Фашисты ребенка отдали Екатерине, а Анастасию увели за собой. Если бы не вмешательство Екатерины, то младшая дочь осталась бы дома.
Я спрашивал у Насти, почему Екатерина сказала немцам о Прузе. Та ответила: «Екатерина была испугана и растеряна, боялась, что в Германию уведут Прузю, и ребенок останется сиротой. Наверное, уже позже поняла, что сглупила. Может, это и к лучшему. В деревнях с 1943 года бесчинствовали партизаны. Убивали местных жителей, насиловали незамужних девушек. Моего отца Константина так избили, что сломали руку, после чего он долго болел. Возможно, правду говорят: “Что ни делается, всё к лучшему”».
Анастасию Константиновну и других молодых людей увезли на машине в Кобрин. Там посадили в переполненный товарный эшелон и через Брест повезли в Германию.
Всего с Кобринского района в Германию было вывезено, если верить документам, 1397 человек, из них вернулось домой 976 человек [“Памяць: Гiст.-дакум. хронiка Кобрынскага раёна. – Мн.: БЕЛТА, 2002. - С. 165”].
В книге “Памяць: Гiст.-дакум. хронiка Кобрынскага раёна. – Мiнск.: БЕЛТА, 2002. - С. 165” указано: по Ерёмичскому сельсовету вывезено в Германию 222 человека, з их вернулись домой 176 человек. А вот в архивной выписке из обобщенных сведений о жертвах немецко-фашистских злодеяний по Еремичскому сельскому Совету [Зональный государственный архив в г. Кобрине, ул. Советская, 129/1; основание: ф. 4, оп.1, д.1а, л.1] отмечено, что угнано в немецкое рабство 98 мужчин и 61 женщина – итого 159 человек. Как видим, “великие” архивисты и историки Кобринщины путаются в цифрах. Но, как бы там ни было, одна из них – Боярчук Анастасия.
Боярчук Анастасия работала на гестаповца Клода Бенда в деревне Оберлихтенау Ляубенского района. «Гестапо: нем. Geheime Staatspolizei — (Гехаймештатсполицай) - гешта́по) — тайная государственная полиция Третьего рейха в 1933-1945 годах. Организационно входила в состав Министерства внутренних дел Германии. Вела преследование инакомыслящих, недовольных и противников нацистского режима. Обладая широкими полномочиями, являлась важнейшим инструментом проведения карательной политики, как в самой Германии, так и на оккупированных территориях. Гестапо занималось расследованиями деятельности всех враждебных режиму сил, при этом деятельность гестапо была выведена из-под надзора административных судов, в которых обычно обжаловались действия государственных органов. В то же время Гестапо обладало правом превентивного ареста (нем. Schutzhaft) — заключения в тюрьму или концентрационный лагерь без судебного решения» [http://ru.wikipedia.org/wiki].
Деревня Оберлихтенау находилась недалеко от границы с Чехословакией (около 15 км).
Хозяйку звали Крейд Бенд. У них были дети: дочь Зифрид (5-6 лет) и сын Экад, а также дочь грудного возраста Элемоника.
Девушка-узник жила и работала вместе с остальными пленными, со многими из них подружилась: поляк Мегат, полячка Эльза, украинка Аня Черныш с Житомирской области. Поляк Мегат уехал на заработки в Германию ещё до войны и работал на Клода Бенда. После поражения Польши в 1939 году Мегат оказался уже не гастробайтером, а пленным, и работал за гроши. Он считался среди пленных самым сведущим в имении, отлично знал немецкий язык и обучал ему остальных узников.
Анастасия доила в день до 30 коров. После нескольких дней такого доения руки покрылись мозолями и сильно болели. Также приходилось доить овец, ухаживать за свиньями, собирать ягоды в лесу. Одним словом, девушка выполняла всю сельскохозяйственную работу. Кормили ее, по ее же словам, средне. В-основном давали картошку в мундирах, по праздникам – мясо. Немецкий язык учила по немецко-польскому словарю, который был у поляка Мегата.
Всем рабочим выдавали одинаковую одежду, но на груди у русских, белорусов и украинцев была эмблема с надписью “OST”. Такая эмблема была и у Анастасии Константиновны. Что она значала, Анастасия до смерти так и не осознавала. Может, это и к лучшему. «Ostarbeiter — рабочие с востока. Так назывались в гитлеровской Германии мужчины и женщины из СССР, мобилизованные на работу в промышленности и в сельском хозяйстве, главным образом, в Германии, но отчасти и в других оккупированных странах. Они носили на груди матерчатый голубой четырехугольник с белыми буквами OST. План «Ост» (нем. Generalplan Ost) — план немецкого правительства Третьего рейха по «освобождению жизненного пространства» (Lebensraum) для немцев и других «германских народов», предусматривавший массовые этнические чистки населения Восточной Европы. План был разработан в 1941 г. Главным управлением имперской безопасности и представлен 28 мая 1942 г. сотрудником Управления штаба имперского комиссара по вопросам консолидации германского народа, оберфюрером СС Мейером-Хетлингом под наименованием «Генеральный план Ост — основы правовой, экономической и территориальной структуры Востока» [http://ru.wikipedia.org/wiki].
Ботинки у Анастасии Константиновны были на деревянных подошвах и назывались “гольцшуры”.
Хозяин приказывал пленным на немецком языке. Если кто-нибудь не понимал его, то гестапо очень злился, поэтому все отвечали “Jа, Jа”, даже если и не понимали, с надеждой, что потом разберутся.
Однажды хозяин приказал Анастасии идти на чердак и насыпать в мешок зерно. Она догадалась только, что идти нужно на чердак и, поднявшись наверх, стала думать, что же ей делать дальше. Гестапо, заждавшись, пошёл посмотреть. Увидев девушку, стоящую без работы, сильно схватил её рукой за шею и толкнул лицом в зерно. Анастасия Константиновна вспоминает, что она после этого долго не могла поворачивать голову от боли.
Анастасии Константиновне запомнилось, как фрицы, здороваясь за руку с приятелями, или же находясь за обеденным столом, производили флатуленцию, после чего, перезираясь, дружно смеялись.
Однажды в деревню Ляубендорф приехал цирк. Пленным полякам, носившим на груди эмблему с буквой “Р” было разрешено сходить в цирк. А вот белорусам, украинцам и русским, носившим эмблему с буквами “OST”, идти в цирк строго запретили.
Боярчук Анастасия рискнула обхитрить фрицев. Она срезала эмблему “OST”, быстренько нашила эмблему “Р” и отправилась в цирк (польским языком девушка владела великолепно). Юной пленнице в цирке очень понравилось. По возвращении к хозяину-гестаповцу уловка раскрыта не была, и девушка не понесла наказания.
По соседству с Анастасией в соседней деревне работала на другого хозяина её землячка. На выходные узницу иногда отпускали сходить к ней в гости. Вдали от родного очага две девушки сроднились, как сестры.
В летний период Анастасию с другими пленными хозяйка отправляла в лес по ягоды и грибы. Наверное, это было лучшее времяпрепровождение на лоне природы. Вечером с полным ведерком девушка с подругами возвращалась в деревню.
Когда у Анастасии появилось болезненное образование на плече от долгого ношения кошей, к ней вызвали врача (!) из деревни Гайсдорф, который выписал освобождение от работ на 3 дня. Но так как состояние больной оставалось неудовлетворительное, то по истечении срока продлил больничный ещё на два дня.
Грудной ребенок Элемоника очень сильно привязалась к девушке, они даже ели с одной миски, на что злились как её родители, так и пленные, говоря “Приютила фрица”, а Анастасия отвечала “Ребёнок же ни в чем не повинен”.
Годы в плену шли долго. Через некоторое время Клод Бенд ушёл на фронт. Его после этого никто больше не видел.
Под конец войны союзные войска часто бомбили деревню Оберлихтенау. Во время первой бомбардировки Анастасия не осознавала всей серьезности бомбежки, и в то время, когда немцы прятались, продолжала мыть посуду. А немцы ей кричали: “Liegen, Nacia, Liegen”. Одна из этих бомб упала в сарай, стоявший недалеко от дома, и он вспыхнул, как спичка.
Однажды началась очередная бомбардировка. Прилетели русские бомбардировщики. До окончания войны оставались считанные дни. Немцы в спешке убегали, убегала и хозяйка с детьми. Пленные тоже начали бежать, но немецкие солдаты их остановили и закрыли в большом хлеву, где те в испуге принялись кричать и плакать. В этом хлеву была и Анастасия. Зачем их туда загнали, девушка не знает. После окончания бомбежки пленным кто-то открыл дверь, и они опять вернулись в хозяйский дом, но жили там не долго: вскоре Германия подписала капитуляцию.
После капитуляции Германии возвращение домой было сложным. Приходилось идти через минные поля. Советские солдаты узников не пускали, говоря: “Разминируют – пойдете!”. Но их никто не слушал. Все хотели быстрее домой. Пройдя минные поля, ехали на товарном поезде (не в вагонах, а на открытой платформе, неплотно застланной досками, под которыми мелькали стальные колеса вагона) через всю Чехию и Польшу до Бреста. В поезде было столько людей, что не было куда яблоку упасть. Очень хотелось спать. Когда Анастасия положила сумку с одеждой под голову и уснула, её обокрали, распоров опаской дно сумки и вытянув оттуда вещи. После того, как платформа переполнилась, приходилось дремать сидя. Так, задремав, чуть не упала под колеса, но её вовремя удержали соседи по несчастью.
Все, ехавшие в вагоне, были убеждены в договоренности машиниста с бандитами: как только проезжали какой-нибудь лес, поезд замедлял ход, а бандиты выбегали из леса и хватали вещи бывших узников.
На польско-советской границе под Брестом всех пленных большевики задержали. Граждан СССР отправляли отрабатывать “на благо советской власти” столько лет, сколько они были в Германии. Считали их пособниками немцев. Поляков отпускали. Боярчук Анастасия схитрила, сказав на польском языке, что она полячка.
До Кобрина Анастасия также добиралась на товарном поезде, где на станции к ней подошла чекистка и попросила предъявить документы. Когда Анастасия объяснила, что она бывший узник и не имеет документов, то чекистка озверела и набросилась на неё: “Ты – немецкая б…., таких, как ты, нужно отправлять в лагеря”. Но всё обошлось благополучно. Бешеную чекистку кто-то подозвал, а Анастасия этим временем ушла.
Анастасию Константиновну при подъезде к деревне Ерёмичи вышли встречать заранее осведомленные о приезде (и отсутствие телефонов было не преградой к получению последних сведений) родители и соседи. Мать Анастасии Екатерина была вся в слезах. Долго обнимались и целовались. Потом с расспросами приступили и местные жители “Не видела ли и моего Ваську? Не видела ли и мою Вероничку?” и так далее.
“…Здравствуй мама, возвратились мы не все,
Босиком бы пробежаться по росе…”
В общей сложности Боярчук Анастасия пробыла в плену 2,5 года.
Спустя некоторое время Настя стала вспоминать о времени своего детства, о былой жизни. И вдруг вспомнила о давно спрятанном колечке. Как велика была её радость, когда она нашла колечко на прежнем месте, под стрихой дома.
В течение нескольких лет после войны Кобрин восстанавливали пленные немцы. Когда Анастасия Константиновна выезжала в город и проходила недалеко от стройки, то немцы, видя на девушке причёску немецкого стиля, обращались к ней, а она, отлично владея немецким языком, разговаривала с пленными о Германии и последствиях войны, но не долго: опасалась КГБ, которое могло обвинить в шпионаже.
В середине 1947 года Боярчук Настя вышла замуж за Тимошук Никифора Игнатовича и переехала на жительство из деревни Ерёмичи в деревню Зόсимы (в устной речи - Засимы′). Вернее, они венчались в Ерёмичской церкви (что указывало на сохранившееся ещё в то время преобладание брака духовного над браком государственным). Роспись же состоялась только 15 декабря 1950 года.
Как только Анастасия переехала в Засимы, флора и фауна вокруг деревни существенно отличалась теперешней.
Деревня была окружена болотом, особенно с её северной стороны, где протекает речка Дахловка.
Когда деревенские жители выгоняли на прилегающие к деревне пастбища коров, то каждую неделю одна или несколько коров отбивались от стада и заходили в болотистую местность. Болото засасывало корову по самую шею. Один из пастухов бежал в деревню, крича по улице “Корову засосало”. “Служба спасения” была “отлажена”. Каждый, находящийся дома, житель деревни брал веревку и бежал спасать чью-то корову, потому что на следующий день могло засосать и его кормилицу. К корове прибегало по 10-20 мужчин, завязывали ей на рога веревку и всей гурьбой тянули. Бегал спасать коров и Никифор Игнатович.
Никифор в те времена ходил на рыбалку без удочки. Брал с собой лишь картофельный мешок и сочок. Вьюнов водилось столько, что Никифор приносил их мешками, а Анастасия занималась кулинарными приготовлениями – вьюны были очень вкусными.
В 1950-х гг. началась повсеместная мелиорация, охватившая весь СССР. Болота постепенно осушали, в итоге к 1970-м гг. флора и фауна коренным образом изменились.
23 мая 1949 года у молодой семьи родилась дочь Татьяна, 09 июня 1953 года – сын Леонид.
Анастасия с Никифором работали в колхозе, денег практически не платили. Ставили “палочки” – трудодни. За работу давали немного муки и картошки.
Было тяжелое послевоенное время.
Советская власть не смотрела, есть ли у молодой девушки ребенок. После родов давали буквально две-три недели отдыха, а затем опять заставляли работать на колхоз. А ребенка оставляй, на кого хочешь. Никаких декретных отпусков в послевоенное время не давали. Детей оставляли на бабушек, дедушек, родственников, или просто брали с собой в поле и там от груди кормили.
Поездка на родину Андрея Тадеуша Бонавентуро Костюшко. Однажды всех молодых людей из деревни Засимы, включая Анастасию, посадили на повозку, и на конях повезли в окрестность города Коссово Ивацевичского района на рубку леса. Везли два дня. После прибытия объявили фронт работы и расселили в бараках.
С парнями дело обстояло проще, а вот девушки, когда падало огромное дерево, спиленное пилой, не знали, в какую сторону бежать. Несколько девушек чудом избежали несчастного случая.
Ну, допустим, дерево повалено, а что же девушкам делать дальше? Брать топор и обрубывать огромные ветви сосны? А может, поднять бревно, как Арнольд Шварценеггер в фильме “Командос”, и погрузить его в прицеп?
Местный начальник на лесоповале оказался довольно человечным. Он недоумевал, зачем сюда прислали девушек и женщин, тем более обед есть кому готовить и из местных. Он разрешил девушкам не выходить на работу, оставаясь в бараках, а сам ставил им трудодни.
Так Анастасия Константиновна побывала на родине борца за мировую свободу Андрея Тадеуша Бонавентуро Костюшко.
История о заготовке сена и соломы. Заготовка соломы и сена в послевоенные годы для домашних животных являлась проблематичной, не то, что сейчас – выписал пару тюков и зимуй спокойно, или же коси, пока не обольёшься потом.
Когда время подходило к августу, то есть к периоду уборки урожая, люди выходили с серпами в поле (комбайнов в деревне не было). Поле делили между дворами. Жали зерно бесплатно, т. к. с руководством колхоза был договор о том, что все оставшиеся корешки будут принадлежать жавшим. Поэтому Анастасия старалась жать как можно выше к колосу, дабы оставалось больше соломы.
С сенокосом было еще сложнее. Жителям Засимов начальство не давало окашивать свободные луга и реки (называется, пускай лучше пропадет), а сено в хозяйстве нужно было позарез. Людям приходилось ездить на сенокос за десятки километров от дома к пустынным полям, болотам и лесам.
Советская власть избрала в каждой деревне депутатов (коммуняк, ярых подлиз и карьеристов). Они должны были следить за “порядком” в деревне. Вот эти депутаты и подкарауливали по ночам людей, везущих сено. Поймав “нарушителя”, сено выбрасывали на дорогу, а человека прогоняли. Наутро сено завозили в колхоз.
Вот и Анастасия на ночь отправилась заготавливать сено на лесную просеку между деревнями Борщи и Козище, за 5 км от дома. В два часа ночи муж Никифор должен был приехать на повозке и его забрать.
Приехав в лес, Анастасия Константиновна начала сгребать ранее накошенное Никифором сено. Видимо, было довольно жутко и страшно. Не каждый мужик в наше время пойдет на такие подвиги.
Вот Анастасия гребет, гребет, и вдруг выходят из леса два хваленых депутата. Сразу же прицепились с вопросами: кто такая, и почему, мол, посмела косить сено на государственной земле. Было очень темно, а она продолжала сгребать накошенное сено, ничего не отвечая, дабы позже не узнали её по голосу.
Депутаты между собой решили: подождем здесь, за заготовленным сеном обязательно кто-то должен приехать. Сели и стали ждать. Прождали около двух часов, до трех часов ночи, а Анастасия по-прежнему гребла, про себя думая, что уже давно и муж должен был приехать, а его всё нет.
Депутаты устали, решили, что за сеном никто сегодня не приедет, и мирно отступили.
Вскоре явился Никифор. Оказывается, он заболел, поднялась высокая температура, и ему потребовалось время её сбить и придти немного в себя.
Анастасия рассказала о случившемся, они погрузили сено в воз и поехали домой. Вот так их и не поймали.
В 50-е годы во время послевоенной коллективизации советская власть у семьи отняла коня, вола, новый сарай, корову и 5 гектаров земли (оставшихся у Игната).
Кроме колхоза Анастасия работала на полставки еще и на ФАПе младшей медсестрой.
Так как в хозяйстве было две коровы, дававших много молока, то Анастасия в специальной ступе взбивала из него сметану, из сметаны делала сливочное масло и творог, готовые продукты укладывала в сумочку, садилась на велосипед и ехала в город Кобрин на рынок – 22 км. Иногда удавалось продать всё, а иногда приходилось привести всю продукцию или какую-то её часть обратно домой.
Дабы деревенские люди массово не уезжали в города, им запрещалось иметь паспорта, кои были только у городских жителей. С 1976 года этот закон отменили, и деревенскому населению начали выдавать документы, удостоверяющие личность.
Пенсия Анастасии Константиновне назначена 21 июля 1981 года пожизненно в размере 45р.00к (средняя месячная зарплата на полставки составила 34р.70к.). С 01 ноября 1981 года пенсия увеличена до 50р.00к.
3 января 1991 года умер муж Анастасии Константиновны Никифор Игнатович.
Вскоре после развала СССР в 1993/94 годах немецкое правительство, чтобы хоть как-то реабилитировать свою нацию в глазах пострадавших во время Второй Мировой войны людей, приступило к выплате материальных пособий бывшим несовершеннолетним узникам.
Чтобы доказать несовершеннолетнее узничество, необходимо было указать, в каком городе/деревне и у какого хозяина ты работал(а), затем эти данные сверялись с данными немецких архивов. Анастасия, имевшая хорошую память и здравый рассудок, с легкостью всё вспомнила, а в Германии нашлось её архивное дело. А вот некоторые жители деревни, страдающие старческой амнезией, совсем ничего не могли упомянуть, плакали и причитали в кабинете чиновников, боясь лишиться компенсаций. Был настоящий цирк, как говорится, “и грешно, и смешно”.
Пособия выплачивались в три этапа немецкими марками. В общей сумме Тимошук Анастасии выплатили около 4 000 марок – довольно приличные средства к существованию для жителей нищей после развала Союза Беларуси. Все деньги Анастасия делила поровну между сыном Леонидом и дочерью Татьяной, себе не оставляя ни пфеннига.
Мне, бескорыстному четырнадцатилетнему ребенку, больно было смотреть, как Леонид и Татьяна с раннего утра в назначенный день отвозили бабушку в банк и контролировали, как бы не досталось другому больше денег, пересчитывая всё до последней марки. Обе стороны оправдывались необходимостью поднимать и кормить свои семьи, а Анастасия только с тоской наблюдала за детьми.
По Беларуси вскоре начались грабежи: воры и грабители нападали на одиноких пенсионеров, получивших и спрятавших у себя дома компенсации, и в пытках узнавали, в какой именно “носок” старик или старуха спрятали деньги.
26 июня 2008 года Анастасию Константиновну с сильными болями забрали в Кобринское РТМО. Провели исследование и обнаружили камни в желчном пузыре. В пятницу 27 июня в 1600 провели операцию, в ходе которой удалили желчный пузырь и из него извлекли 7 мелких камней.
В течение всего послеоперационного периода, вплоть до смерти, Анастасия находилась в коме, в сознание приходила изредка и не надолго.
Умерла Анастасия в воскресение, 13 июля, в 0945 утра. Летом, как и желала ещё за несколько лет до смерти: “Колы помыраты, то липш литом. Зымою людям тяжко будэ копаты могылу. Зара, всё равно, покойныка дома ны трымають тры дни, як ранний, а на другый дэнь ужэ хоронять”.
Незадолго до смерти Настя рассказала, что до недавнего времени ей никогда не снились мать Екатерина и отец Константин вместе, а вот недавно приснились и звали ее с собой.
Анастасию Константиновну отпевали в той же Ерёмичской церкви, где по молодости она венчалась с мужем Никифором. Храм оказался свидетелем быстротечности человеческой жизни.
Анастасия награждена следующими медалями:
1. “ВЕТЕРАН ТРУДА”. 31 ДЕКАБРЯ 1981 ГОДА.
2. “50 ЛЕТ ПОБЕДЫ НАД ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИЕЙ”. АПРЕЛЬ 1995 ГОДА.
3. “60 ЛЕТ ПОБЕДЫ НАД ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИЕЙ”. 20 МАЯ 2005 ГОДА.
4. “УЗНИК НАЦИЗМА”. 2005 ГОДА.
Ответить на сообщение
Вернуться
